Эта беседа с митрополитом Николаем прошла в дни Рождественского поста в эфире телепрограммы «Другое измерение». Владыка ответил на вопросы, прежде всего, светской аудитории – о том, ради чего он, ученый-астрофизик, оставил научную карьеру и стал монахом, почему сомневаться в Боге полезно и как в повседневной жизни найти иное измерение.
Объяснить этот мир
– Ваше высокопреосвященство! Многим известно о вашем блестящем образовании: сначала вы учились на физическом факультете Фессалоникийского университета, затем в Гарварде, в Массачусетском технологическом институте, занимались астрофизикой, математикой, биомедициной… Я ничего не забыла?
– Действительно, занимался. И все это – прекрасные занятия.
– Через столь непохожие и сложные предметы вы в юности искали себя или Бога?
– Думаю, и то, и другое. Только я бы назвал это не «поиском», а «жаждой». Жаждой чего-то для меня нового, подлинного, исконного, глубинного, сильного и именно моего. Я не могу вам точно описать, как и что это было. Я вырос в семье, где почти все занимались физикой. Моя мама – физик. Папа тоже, как мы считали, посвятил себя точным наукам, хотя по образованию он гуманитарий, окончил юридический факультет. Но дома для нас для всех точные науки играли первостепенную роль.
– Вы уже тогда чувствовали тягу к Церкви и к Богу?
– Нет. Тогда я чувствовал тягу к учению, к познанию. Но рос в семье, которая жила истинами веры не теоретически, а подлинно, свободно, по-настоящему. И вот эта атмосфера породила во мне полезные, можно сказать – «любезные сердцу», сомнения. Мне хотелось ощутить то, что ясно и определенно выйдет из моей собственной души, а не носить всю жизнь «чужую» рубашку, которую на меня надели родители, не жить в том, что я воспринял инстинктивно, увлекаемый эмоциями или из-за внешних обстоятельств.
– Дома никто не препятствовал свободе вашего выбора?
– Мой отец сам был в высшей степени свободолюбивым человеком и никогда никоим образом не препятствовал выбору и призванию детей. Но просто когда в семье кто-то занимается физикой, то и другой становится физиком, один увлекает за собой другого… Обстановка в нашем доме была такой, что и я, и мои братья и сестры обретали свое самовыражение через физику.
– Когда впервые вы почувствовали зов?
– Зова я не чувствовал, но прошел, как уже говорил, в студенческие годы через период добрых внутренних сомнений (хочу это подчеркнуть!).
Для меня тогда был очень важен момент исследовательской истины. Когда я учился в Америке, понимал: нужно ставить цель и к ней идти. Цель казалась мне чем-то необъятным, громадным, наполняла меня изнутри. И вот однажды – я помню этот день: 1 февраля 1984 года – такой момент настал: я достиг цели исследования. Для меня это было потрясающе сильное переживание! Но, как ни странно, вдруг я ощутил, что в моей душе осталось ничем не заполненное место. Хотя я добился поставленной научной цели, и даже более того: результат превзошел все мои ожидания (так случается в науке: ты ставишь цель, проводишь исследование и только после понимаешь, что получен результат намного более значимый, чем тот, на который ты рассчитывал). И вот, несмотря на все это, я чувствовал: во мне осталось свободное место, которое ждет своего заполнения.
– И оно было заполнено обучением на богословском факультете?
– Нет. Это вообще никак не связано с обучением, но с поиском Бога и жизни в Церкви. Перед моими глазами были замечательные примеры настоящего, подлинного, истинного слова веры, к которому всегда было открыто мое сердце. Родом я из Фессалоник, в студенческие годы во время каникул посещал Святую Гору, проводил там по несколько дней, познакомился со старцами. Но мое сердце молчало. Я смотрел на монашество как на что-то хорошее, чему себя посвящают люди, но не мое. Святая Гора подарила мне личное переживание веры, воспоминания, картины, которые в нужный момент выплыли на поверхность.
Тогда, в 1984 году, я ощутил, что наука – это интересное дело, которым я действительно мечтал заниматься в жизни и ничуть не собирался его бросать, но неожиданно рядом с наукой появилось нечто более прекрасное, наполненное удивительным содержанием, подлинным и абсолютно иным. И это меня убедило. К тому же я всегда понимал, что не могу объяснить этот мир с помощью одной науки.
– Сейчас вы его объяснили?
Мир, который есть лишь уравнения и доказательства, – очень ограничен. Ты не найдешь в нем ответов ни на какие вопросы познания
– Сейчас я его не хочу объяснять. Сейчас я полюбил его без объяснений. Я на самом деле стал лучше понимать этот мир. Мир, который есть лишь мысли и чувства, уравнения и доказательства, наш личный опыт, – очень ограничен, он не отвечает почти ни на какие вопросы познания. Но есть мир, который может вывести тебя за рамки твоих ощущений, высвободить из тюрьмы узости твоей логики доказательств. И этот второй мир может улучшить научное познание мира первого.
– То есть одно помогает другому?
– Так я это чувствую. Я очень счастлив, так как Бог дал мне интуитивное понимание, что в Церкви – истина.
Если это не объятие, это не Церковь
– А решение стать членом Церкви?
– Я принял его за 23 дня. 23 дня прошло с момента, когда эта мысль посетила меня, и до того момента, когда уже ничто другое не шло мне в голову. Я решил развернуть штурвал жизни и рискнуть плыть совсем в ином направлении. И славлю Бога за это.
– За эти 23 дня у вас не возникло желания пойти на попятную?
– Да, было. Волевое, рациональное желание. Внезапно мне пришла такая мысль: а вдруг все, что мы называем Церковью, вовсе не то, что мы видим: благообразные священники с бородами, в рясах, иконы, ладан, свечи и лампады, – а всего-навсего организация религиозного типа, которая существует для того, чтобы покрывать психологическую неуверенность людей, их страхи, беспокойства, ощущение неизвестности, и больше ничего там нет?.. Поэтому я весьма признателен Богу и тем людям, с которыми я познакомился в юности: благодаря им мысли о более глубоких вещах в период моих «благословенных сомнений» взяли верх. Когда я задумался о монашестве, то сразу решил оставить науку. И первым делом нужно было отказаться от мысли (с которой на тот момент я уже свыкся) о себе как об ученом. Занятие наукой было вкуснейшей пищей для меня и казалось мне жизненно необходимым. В этом нет ничего плохого, и поныне мне доставляет удовольствие интересоваться научной хроникой. Это скрашивает мою жизнь, служит сладкой приправой к моей истине.
– Что Церковь должна символизировать сегодня?
– Она ничего не должна символизировать, она должна быть. «Символизировать» – это некий образ, идол. А «быть» – это само существо.
– Вы писали, что Церковь должна быть «объятием»…
Это удивительно – на личном опыте переживать иную реальность
– Если это не объятие, то это не Церковь. Но бич, буква закона, приговор, гипербола формы. Это не имеет ничего общего с истиной. Церковь есть то, что воскрешает, просвещает, освобождает, раскрывает человека. Представьте себе не рационально, а с помощью чувств: мир лежит в объятиях Бога. Бог есть Тот, Кто предлагает Себя человеку. Разве это не замечательно? Уйти из этого мира и немножко вкусить жизни иной? По-моему, да. А еще удивительнее постоянно на личном опыте переживать иную реальность. Правда, в нашей жизни господствует рациональное восприятие, и оно мешает нам сделать это. Поэтому Церковь остается для нас чем-то, что является частью нашей культуры и традиции, чем-то лицемерным, скрывающим в себе массу изъянов.
Как-то раз по приглашению учащихся я посетил их школу. Мы беседовали, и у нас вышел очень интересный разговор. Один ребенок спросил: «Простите меня за мой вопрос, но говорят, в последнее время многие обратились к религии. По-вашему, это правильно?» Я ответил: «Религия как таковая мне неинтересна. Что такое религия? Религия – это “подходит пора экзаменов, выпускных или вступительных в университет, я неважно подготовился и иду, ставлю свечку, чтобы Бог помог мне сдать экзамен”. Но ведь такого Бога нет! Еще религия значит, что я выдавил гнойничок, мне больно, я не могу уснуть всю ночь, прикладываю к больному месту ладанку, бегу к врачу, делаю все, что только возможно, с трудом терплю и представляю себе такого Бога, Который сейчас появится и решит мою проблему. Но и такого Бога тоже нет».
Без Бога смерть бессмысленна
– Это упрек, а мог бы быть вопрос. Ни то, ни другое не плохо. Это очень понятно по-человечески. Как со мной это могло случиться?! В эпилоге книги, на которую вы ссылаетесь, я рассказываю о встрече с бывшей при смерти девочкой. Я сказал ей: «Можно, я спрошу тебя? (во мне тогда зародилось сомнение в Боге…) Ты когда-нибудь задавала себе вопрос: “Почему это случилось со мной, Господи?”?» «Нет, – говорит. – Батюшка, я спрашивала себя всякий раз: “Почему это случилось не со мной, Господи?!” И ожидаю не смерти, но просвещения».
Вот та дверь, через которую происходило общение Бога с этой девочкой. Такого Бога, в Котором мы сомневаемся сейчас, со смертью и прочим, – нет. Разве может быть Бог, Который допустит смерть (в том смысле, как мы ее понимаем)?! Для меня значение смерти без признания бытия Бога необъяснимо!
Представьте себе нашу жизнь. В прошлом я астрофизик и потому знаю: мы живем в мире колоссальных расстояний. Это невероятно! Я сейчас скажу вам, как огромен мир. Свет, который имеет очень высокую скорость, приблизительно за секунду достигает от Луны до Земли, около 8 минут ему нужно, чтобы преодолеть расстояние от Солнца до Земли. От более удаленной планеты ему требуется 3,5 часа. От «первого Солнца», которое находится за пределами нашего Солнца, – 3,5 года. Наша галактика такая большая, что имеет 200 миллиардов звезд. Диаметр галактики – около 100 тысяч световых лет, то есть свету потребуется 100 тысяч лет, чтобы пройти через нее. И существует 100 миллиардов таких галактик во Вселенной. Или возьмите время: возраст Вселенной, как говорят, 13,7 миллиардов лет. Это непостижимые величины!
– Но в чем же тут утешение для нас?
– Я продолжу. Вы живете 70, 80, 100, пускай 200 лет, но не больше! Я тоже. Мне сейчас 53 года, и я уже заканчиваю мой жизненный путь. Мой путь меньше, чем точка. Есть смерть, которую мы не можем определить: ни когда она придет, ни как. Знаем только одно – она непременно придет. Ну разве возможно, чтобы ваша жизнь была этим «ничем»? Один знаменитый физик говорил, что мы пришли к теории всего, согласно которой мы есть результат перераспределения частиц из ничего. Это же трагедия! Мне кажется, с помощью таких теорий мы понимаем ничтожно мало из того, что могли бы понять об этом мире; они уводят от предположения, что существует нечто великое, от нас сокрытое и превосходящее наше разумение, но во что мы сами можем встроиться. А такой взгляд мог бы включить в нас иную логику, установить нашу связь с Богом!
– Как нам пережить боль расставания с этой землей, даже если мы верим в жизнь после смерти? Как пережить боль потери родного человека?
Боль от потери близкого – свидетельство нашей любви к нему. Вопрос в том, как привить этой боли надежду
– Я думаю, мы должны дать себе свободу пережить эту боль. Боль – свидетельство нашей любви. Когда я жил в Америке, я часто сменял квартиры. Во время каждого переезда я чувствовал, как приходится вырывать душу с корнями из привычной обстановки. Я любил свои стены, свою мебель, свои комнаты и то, как в них были расставлены мои вещи, фотографии, книги, предметы – я был привязан к ним. Насколько сильнее мы привязаны к человеку! И если это ваш ребенок, которого вы вырастили… Вы мечтали о его будущем, планировали его жизнь, обнимали его и прижимали к себе – а теперь он на ваших глазах от вас уходит! Разве возможно не переживать это как боль?!
– Еще хуже, если он у тебя на глазах страдает. Вы скажете: испытание…
– Не я скажу вам: испытание. Это и есть самое настоящее испытание, и огромное, порой непереносимое. Я не желаю пережить страдание близкого ни себе, ни кому другому. Но это реальность, которая существует в нашей жизни. И через эту боль мы видим, по крайней мере я вижу, большую любовь к человеку, который страдает, и я состражду ему. И это – свидетельство любви. Вы понимаете меня? Вопрос в том, как привить своей боли небольшую надежду.
– Что помогает нам увидеть эту перспективу?
– Вера. И важно не что помогает, а что мешает нам не замечать ее! Наше время очень рационально. Наши друзья – уравнения, доказательства, но это не единственный способ познания. Существует другое знание – смириться перед тем великим и неизвестным, что тебя окружает. Я приведу вам пример. С помощью физики сегодня мы можем увидеть, понять, объяснить лишь очень небольшую часть всего. Например, Вселенная только на 4 процента состоит из видимого благодаря телескопам, радиотелескопам, гамма-лучам вещества. 23 процента составляет темная материя, 73 процента – темная энергия. Так в последние годы говорят ученые. И именно здесь сокрыта тайна: не в 4 процентах, которые мы видим, но в 96, которые не различаем.
Бог-слуга, Бог-психолог, Бог истинный
– Но это знаете вы, потому что у вас есть специальное образование. А простой человек, который не обладает этими знаниями, не имеет такого близкого общения с Богом, как может почувствовать то, что существует за пределами мира, в котором он находится?
– Я отвечу вам очень просто. Столетие назад греки, которые жили там, где живем сегодня мы, совершенно точно не имели ни тех знаний, о которых я вам сейчас говорил, ни тех препятствий, которые стоят перед современным человеком. Они имели веру, и она давала им гораздо большее утешение в сравнении с тем, что имеем мы. В наши дни мы не выдерживаем страдания, которое выдерживали люди прежде.
– Почему? Наша жизнь стала легче?
– Наша жизнь стала более эгоистичной. Ею движут наши желания. Я хочу – и будет так, как я хочу. А если так не получается, я этого не принимаю. Это результат логики, основанной на так называемых правах человека и только. И как прекрасно, когда человек может смириться, ограничить свое «я» и увидеть то, что видели наши предки. Они были при менее перегруженном интеллекте куда более наполненными внутренне, чем мы.
– Вероятно, чтобы к этому прийти, нужно это внутренне искать?
– То, что вы говорите, это стохастический подход: вот я сижу и думаю о поиске Бога. Но есть нечто более доступное для всех, простое, практичное и результативное – иметь немного философский склад ума. Он позволит нам увидеть вещи в простоте, смирении и подлинности. Без гордыни и претензий. Как та девочка… у нее было большое смирение. Когда я говорю: «За что это мне, а не моему ближнему?» – это гордыня. Или: «Почему Бог сделал со мной то-то?» Бог этого не делал! Есть ситуация, ты попадаешь в нее и просишь Бога о помощи.
– Почему большинство людей приходит к Богу, в Церковь, к вере в трудных ситуациях, когда необходимо попросить о помощи, а не в благоприятных?
– Я думаю, потому что они хотят того, о чем я вам сказал уже. В Церкви они ищут Бога- психолога.
Я обрел Бога в моем счастье, в моем успехе, который меня не наполнял. Бог оказался больше, чем мой успех. Читая тексты святых, где они описывают свой опыт переживания Бога, каждый видит, что есть дверь, ведущая к Господу через радость, свободу, покой, упование. Есть и другая, она приводит человека путем испытаний, лишений, скорбей. Обе двери ведут к Богу. А представьте себе батюшку, который попал в трудную ситуацию, он может лишь обратиться к Господу со словами: «Я один, я наг, я не могу больше, помоги, мне нужно Твое присутствие». И он его почувствует, это присутствие Бога, через утешение. Это великое дело!
– Обычно человек ощущает присутствие Бога, когда исполнилось то, о чем он Его просил. Разве нет?
– Это так. Мы соприкасаемся с сотворенным чудом, с исполнением просимого, когда Бог нам слуга. У нас есть требования, Он приходит и их исполняет, а если нет, мы Им недовольны.
– Обычно мы даем обеты Богу, и, если после этого ничего не изменяется, сетуем на то, что Бога нет, а если просимое исполнилось, тогда Он существует…
– Это «Бог-слуга», «наш собственный Бог», созданный из очень человеческого материала. Этот Бог не есть Бог Откровения. Истинный Бог – это не некая «высшая сила», ни «высший смысл», ни «благо». Он – Личность, Которая, словно магнитом, притянула меня к Церкви. Именно Бог как Личность.
Скоро грядет Рождество Христово, и мы празднуем его не для того, чтобы чем-то разнообразить свою жизнь. О чем говорит нам Рождество? Бог как Личность стал Человеком! Если ты это осознаешь, тебя это потрясет!
Рождество: сказка или реальность?
– И мы празднуем это событие всего лишь раз в году?
Мы празднуем Рождество не раз в году – но каждый миг нашей жизни: Бог как Личность стал Человеком!
– Нет, мы празднуем его каждый миг нашей жизни. И точно так же каждый миг нашей жизни мы переживаем Рождество, Воскресение, Распятие, Богоявление… Я говорю об идеале. Смиренный христианин переживает эти события непрестанно.
В Рождество Бог становится Человеком, чтобы человеку открылись божественные измерения. Если бы это было рациональное умствование, его бы уже ниспровергли. А у нас есть свидетельства жизненного опыта. Я ставлю их рядом с мировыми открытиями в науке. Это величайшие мгновения, которые дано пережить человеку.
– Но ведь не всем и не всегда?
– Всем. Я этим живу. Это меня окружает. Оно придет и к вам!
– Ваше высокопреосвященство! Вы два года провели на Святой Горе, которую называете «университетом сердца». Там, вероятно, проще быть близко к Богу благодаря уединению и удалению от мира?
– Уединение очень помогает! И люди, стремящиеся к богообщению, выбирают этот путь. Когда я хотел стать ученым, то выбрал университет с лучшими для достижения моих целей условиями. Так и эти люди, имеющие призвание к монашеству, посчитали Афон наиболее подходящим местом. Но недавно вы произнесли мудрые по-житейски слова о том, что и в повседневных испытаниях и неудачах человек может обратиться к Богу и в них обрести Его. И это тоже прекрасная встреча!
– А сколько раз в жизни человек может пережить великий миг встречи с Богом?
– Как-то в момент своих сомнений я сказал одному вдохновившему меня профессору медицины (он уже ушел из этой жизни): «Бога нет». Он спросил: «Почему?» – «Потому что нет христиан, людей Божиих». – «Открой глаза и посмотри вокруг! Все люди, каждый человек, имеющий не только недостатки, но и добродетели, составляют образ Божий и дают тебе возможность встречи с Ним. Я нахожу Бога в моих ближних».
– Вы произнесли эти слова о том, что Бога нет, в момент сомнений?
– Да, у меня было шесть лет полезных сомнений. И до сих пор иногда я могу усомниться в Боге. Мне это нравится, потому что знаю: в результате сомнения подойду ближе к истине. Поясню. Я прихожу в больницу и вижу девушку чуть старше 20 лет, вижу, как она мучается. Рядом с ней обессиленные страданием родители. И вместо того чтобы давать советы на религиозные темы с холодным сердцем или механически, я говорю: «Господи! Почему так? Что это за мир, в котором мы живем?!» Я не могу сказать ничего иного. И это скажет в подобной ситуации каждый. В такие моменты я тоже сомневаюсь и говорю: «Где Ты, Господи?»
– А после вы Его находите?
– Его находят все люди на Рождество. И это есть встреча с истинным Богом. Правда, вот иудеи ждали, что Бог придет, что снизойдет с небес со славой и честью, с ангелами! Но ничего подобного не произошло. Лишь Дитя в Вифлееме. И о Нем они не могли сказать, что явился в мир Бог.
– А нам откуда известно, что это не сказка, не красивая история с елкой, яслями и разноцветными лампочками? Все выглядит очень театрально…
– То, о чем вы говорите, это неверное переживание Рождества. Ведь вскоре после рождения Богомладенца начались гонения и 11 миллионов человек отдали свою жизнь за Него. И это уже никак нельзя назвать «сказкой». Они отдали всю свою жизнь без остатка за Него, за Его Воскресение. И я оставил ради Бога свою светскую жизнь. Неужели вы думаете, что я это сделал ради «сказки»? Наше время этого не понимает, для него Рождество – это ярмарки, вертепы и пряники, пришедшие к нам с Запада, а жаль! Рождество – это возможность встречи с Богом. И она гораздо ценнее, чем наша с вами встреча и беседа здесь.
Бог, в которого я не верю
– Вы очень близки молодежи. Молодежь – наше будущее. Я знаю, что к вам многие приходят, чтобы обсудить то, что их волнует. На ваш взгляд, каковы основные проблемы молодых людей сегодня?
Для меня будущее – это не земное будущее. И у всех нас есть будущее в перспективе вечности
– Сперва я хотел бы сделать одну поправку. Вы сказали, что я близок молодежи. Нет – каждому человеку! Сейчас мы говорим с вами, я вас не знаю, телевизор я не смотрю, но я пришел с доверием к вам и не ради какой-то цели, и сейчас я нахожусь рядом с вами, как и рядом с этими молодыми людьми, как и рядом со стариком, который умирает. Мне очень нравится быть рядом с молодежью, потому что она бунтарская часть нашего общества (а вовсе не потому, что за ней наше будущее). У всех нас есть будущее в перспективе вечности. Для меня будущее – это не земное будущее. Это возможность, проистекающая из земного будущего, к вечности.
– Но земное будущее мы реально переживаем…
– И я тоже переживаю его, хотя переживаю и то, другое, вечностное. Если мы посмотрим на этих ребят, то увидим, как сами разрушаем их тем, что мы им даем. Недавно ко мне подошел один атеиствующий и такой погруженный в политику человек. И говорит: «Я не знаю… мое сердце открывается к вере, но все же моя философия несколько иная». Я спрашиваю: «Ты неверующий?» – «Ну нет, я бы так не сказал». – «Очень жаль», – говорю. – «Почему?» – «А я вот неверующий». – «В смысле? Я не понял…» – «Я тебе скажу, в какого бога я не верю. Если бог есть вот “эта Церковь роскоши, провокаций, жестокосердия, лицемерия, карьеризма, болезненных реакций”, я тоже ее не принимаю. А теперь представь себе любовь, о которой говорится в Евангелии! Представь Церковь, которая, словно лучи, источает блаженства – “Блаженны чистые сердцем… блаженны гонимые за правду…”» – «Да, это тоже там есть…»
Так вот, если ты, церковный человек, не можешь свидетельствовать об этой любви, об этих блаженствах, то лучше помолчи. Если мы, священники, этого не можем, то лучше «прикрыть нашу лавочку». Когда ко мне подходит юноша, я стараюсь вселить в него надежду и такое мировоззрение, чтобы он мог делать то, что приносит ему радость, и тогда и я буду радоваться вместе с ним. Я хочу, чтобы через это он увидел другое измерение жизни. И тут с юными гораздо легче, чем со взрослыми.
Литургия: спустить Бога на землю
– Вы знаете молодых людей, которые приходят регулярно в храм?
– Я бы сам не пошел в такую Церковь, о которой люди говорят как о чем-то жалком. Они идут туда, где есть надежда. Два-три года назад меня позвали освятить школу. Дети никак не могли угомониться, учителя пытались их утихомирить, бранили. Наконец все успокоились. Когда освящение закончилось, директор говорит: «Сегодня у нас в гостях митрополит, он такой замечательный, он учился там-то, сделал в своей жизни то-то». Дети немного заинтересовались. «И вот если он согласится, мы бы хотели его пригласить к нам снова, чтобы он провел с вами урок по физике или по биологии». Я говорю: «Ребята, я очень благодарен вам за доверие и с большой радостью приду к вам провести урок и по физике, которую знаю, и по биологии. Но думаю, я могу дать вам нечто большее. Учить вас физике могут и другие учителя. Давайте я приду и отслужу у вас Литургию. Я спущу вам Бога на землю». Дети зааплодировали. А я говорю про себя: «Наверное, они не поняли, что я им сказал!» Они, разумеется, не поверили, что я могу это сделать, но интуитивно почувствовали, что это что-то хорошее, чего бы им хотелось, к чему они сами тянутся.
Главная проблема – отсутствие подлинности в Церкви
– Вы выступаете против роскоши в Церкви, дорогих облачений…
– Я никого не осуждаю. Но я думаю, что простота украшает. Хотя переступить порог Церкви современному человеку препятствует не роскошь. Ее не так много. Главное – это отсутствие подлинности в Церкви. Это недостаток подлинности слова. Наши Таинства стали просто обрядами…
– Много раз вы говорили о том, что Таинства должны совершаться бесплатно, что люди, например, не должны платить за венчание…
– А разве это не самоочевидно? Вот вам пример: венчание. Все дарят новобрачным подарки: родственники, друзья, соседи, братья и сестры. Так неужели Церковь не может сделать им свой подарок? Почему же ей в этот день не распахнуть для них свои объятия?
Как-то я поехал на венчание к одному известному высокопоставленному человеку. Он сделал все, чтобы это венчание совершил именно я. Я поехал, повенчал от всего сердца, благословил новобрачных. Наша митрополия раздает напечатанный Ватопедским монастырем «Новый Завет» в красивом подарочном издании с позолотой. Я подарил им этот «Новый Завет», благословил их. Они были растроганы. А отец семейства все время повторял: «Ах, что это было за венчание!» Но ведь я служил как обычно. Ничего больше! Потом он говорит: «Пожалуйста, побудьте еще, зайдите в дом». Я отвечаю: «Не могу, я должен ехать, у меня сейчас всенощное бдение». А он: «Ну какое всенощное бдение! Прошу, заходите!» Я зашел, мы сделали совместную фотографию, как ему хотелось. Я побыл еще немного, благословил его дом и собрался уходить. И вот я стою в дверях, он протягивает мне конверт. Я говорю: «Я очень вам благодарен, но у меня нет никакой причины взять этот конверт». – «Я очень прошу! Вы видите, сколько я имею!» А у него было застолье на тысячу человек, кейтеринг и тому подобное. «Так и радуйся! – говорю. – Но я имею больше, чем ты. У тебя есть деньги, чтобы дать мне. А я пришел, чтобы подарить тебе благодать». – «Это на благотворительность», – говорит. Но я отказался: «Спасибо, не нужно».
– Вы даже на благотворительность не взяли, а почему?
– Так я же пришел на венчание, а не для того, чтобы собрать деньги на благотворительные дела митрополии. И, согласитесь, ведь вы бы поступили точно так же, как тот отец. И это хорошо, что люди хотят давать, но Церковь поступает скверно, если хочет получать.
– Мы привыкли давать, а не получать…
– Как-то меня позвали отслужить литию. Я был иеромонахом. И вот женщина открыла сумку, поискала в ней и уже держала в ладони деньги, чтобы передать мне. Я не стал протягивать ей руки, как принято, чтобы она ее поцеловала, и говорю: «Бог упокоит усопшего!»
– Вы знали, что произойдет дальше?
– Конечно. «Благословите, батюшка». Я говорю: «Вы уже получили мое благословение». «Ну я прошу вас, батюшка!» – «Не нужно. Я зашел в храм, за несколько минут отслужил вам литию. Таких грехов я на себя не беру». Она всплеснула руками: «Этот будет святым!» Вот так все просто. Я говорю ей: «Прошу вас, уберите деньги». – «Отче, тогда молитва не сработает». – «Если ты мне не дашь этих денег, то, может, сработает, а может, и нет. А вот если дашь, точно не сработает».
Это образ мысли людей. И в этом нет ничего хорошего. Разве нет так?
– Так. Но и Церковь собирает с тарелкой на свечи, на нужды, на то, на другое…
– Все это может быть и хорошо, и плохо. Все зависит от того, как это происходит. Мы в нашей митрополии готовы отказаться от тарелки – она нам не нужна. Но бывают ведь и экстренные ситуации, как было с пострадавшими от пожаров. Поднялся весь народ. Если бы Церковь не поднялась, ее бы тут же в этом обвинили!
– Да, непременно.
– Если Церковь откажется от тарелки, сразу возникнет вопрос: ага, а откуда у них собственные деньги? где, интересно, они их прячут! Есть такой злой скептицизм…
– Это недоверие народа.
– Несмотря на это, в нашей митрополии, как я знаю, у людей есть большая готовность участвовать в жизни Церкви. Многие давали нам очень солидные денежные суммы. Эти люди жертвовали и нам, Церкви, и клали денежки на тарелку. И для меня всегда вопрос: как мне этими деньгами распорядиться? Но сам факт их жертвы свидетельствует о том, что люди хотят жертвовать. И тогда тарелка – доброе дело!
Божественная жизнь может начаться здесь
– Ваше высокопреосвященство! Наш цикл называется «Другое измерение». По-вашему, наша жизнь – здесь, в этом измерении, в котором мы живем, или где-то еще, где мы воображаем, надеемся, что она существует?
– Я не соглашусь с вашим «воображаем». «Надеемся» мне кажется малым, «верим» – это гораздо больше. «Другое измерение» – это не место. Я бы сказал немного иначе: естественно, наша жизнь – в этом измерении, и отсюда начинается все, но наша жизнь не только в нем. Она просто – немного другая. И мое участие в нашей беседе будет оправданно, если мне удалось пробудить у вас подозрение, что есть иная жизнь, имеющая иную логику, отличную от «я ем, учусь, женюсь, старею, умираю». Что есть нечто иное, помимо 70 килограмм, 70 лет, 70 евро в месяц, в неделю, в день, которые зарабатывает человек. Иное восприятие жизни. Божественная жизнь может начаться уже здесь, на земле.